Оноре Домье. Вагон третьего класса
И пусть не тот портной уже нам шьёт обновы
И поезда не те, и люди на скамье
Народ — всегда вагон, обшарпанный, дешёвый
Унылый третий класс, как на холсте Дамье.
Сегодня, как вчера, на завтра — те же песни,
Блуждает смутный взор, качается вагон
И, стоя в толчее, безликий и безвестный
Ты в тусклые мечты устало погружён.
Вагон всё катится, вагон скрипит от боли
Уходит жизнь, потом на слом сдают её.
Что остаётся нам? Морщины, да мозоли
Курить, жевать и спать, донашивать старьё.
А, впрочем, что грустить? Всё чудно, всё в порядке.
Открылся переезд - и снова путь прямой.
Сигнальные огни сулят нам отдых краткий.
Смирившийся народ торопится домой.
Смирившийся народ? Нет, мы поспешно судим
Под пеплом тлеет жар, мечта ещё жива.
Что толку, если мы читать лишь буквы будем
Не видя, что из них слагаются слова.
Вот этот, что стоит с газетою в кармане
Ременный поручень устало сжав рукой
Конторщик, стрелочник, рассыльный в ресторане,
Почтовый служащий? Как знать, кто он такой.
Что зреет в этот миг на дне его молчанья,
Что с ним качается, в пространство уносясь,
Тоска, надежда, гнев? О чём его мечтанья?
Чем жилка на виске упруго налилась?
Тупая боль в ногах. Подъём. Скрипят педали.
Один спешит домой, другой свернул в кино.
Людей текучий груз, их волны на вокзале,
Чья мысль, дыханье, труд просчитаны давно.
С рассвета до темна, среди ночного ада
Песок прожекторов и каторжный туман
Шагают как в бреду бригада за бригадой,
Чтоб день и ночь гудел в три смены океан.
Ты жизнь творишь, народ, чтоб жить могли другие!
Твоя ж водой течёт меж пальцев день за днём
Но ты Христос, ты все апостолы святые
И все, что значишь ты, в день Пасхи мы поймём!
Уже зажглась заря для тех, кто были слепы.
Уснули воины с мечами их... Но вот
В холодный, бледный час из каменного склепа
Сын человеческий в льняном плаще встаёт.
Они глядят дрожа, они ещё не знают,
Что этот луч зари — уже свободный век.
О, мой народ, смотри, как мрак и ложь срывает
Тяжёлая рука с их истомлённых век.
Луи Арагон (1897-1982)
