Кроме того, не менее очевидно присутствие мощных субъектов, интересы которых сложным образом соотносятся с национальными, таких, например, как транснациональные корпорации. Также не зря давно ведутся разговоры о так называемом «глубинном государстве».
Как именно соотносятся национальные субъекты международной политики с транснациональными и иными — отдельный вопрос. Сегодня мы имеем дело с очень сложной и не всегда прозрачной картиной, в которой есть место не только таким акторам, как национальные государства, но и иным.
Кузьма Петров-Водкин. Мать. 1913
Но каковы бы ни были субъекты, их борьба носит очень многоплановый характер. Она ведётся в военной, политической, экономической, информационной, культурной и других сферах. Поэтому любой факт общественно-политической жизни может быть рассмотрен с точки зрения чьих-то интересов. И не важно — это театральная постановка, прокладка газового трубопровода, философский трактат или реальные боевые действия: всё это может быть средствами борьбы.
Такая многофакторность сама по себе говорит о том, что конкурентного успеха добьётся тот, кто умеет использовать и интегрировать все аспекты борьбы. Тот же, кто сделает ставку лишь на одну или даже несколько сфер, но не охватит в целом всё поле боевых действий, проиграет. Так, например, СССР обладал колоссальной боевой мощью, но проигрыш в иных сферах привёл его к краху. Что уж говорить о современной России, которая уступает СССР по всем параметрам?
Но это касается даже США. Их ставка на авианосцы и печатный станок привела к тому, что конкуренцию начал выигрывать Китай. Да, современная Россия, и уж тем более США и Китай, умеют вести борьбу на различных фронтах и использовать «мягкую силу». Однако, как я сказал, необходим интегратор, который сводит все аспекты борьбы воедино и играет для «мягкой силы» роль основания.
А таким основанием не может быть печатный станок с авианосцами, или, в случае России, «бензоколонка» с ракетами. Таким основанием может быть либо исторический проект развития, либо контристорический проект неразвития. Только подобные основания, претендующие на универсальность, позволяют эффективно противостоять противнику по всем фронтам. В противном случае «мягкая сила» становится эклектичной и её эффективность существенно снижается.
Кузьма Петров-Водкин. Первые шаги. 1925
Куда идёт сегодня Россия — непонятно. США же отказываются от развития и используют в качестве инструментов своего господства «арабские вёсны» и «оранжевые революции», которые и есть не что иное, как союз постмодерна и архаики.
Сначала ситуацию раскачивают глобалистские либеральные группы, а потом всю грубую работу доделывают архаичные радикальные исламисты, бандеровцы или любой другой радикальный элемент, готовый на жёсткие действия.
Взятие на вооружение таких «инструментов» США показывает, что сил на мировой порядок у них уже нет и они могут только останавливать развитие у конкурентов, главным из которых сегодня является Китай.
Китай же — это модернистское государство, прикрытое «фиговым листком» как бы коммунистической идеологии. Из-за того, что Китай включился в модернизацию позже, чем Европа и США, он, имея к тому же огромные массы населения, выходит в мировые лидеры. Этому возвышению пытаются помешать США, используя для этого, в том числе, и ситуацию с коронавирусом.
Однако нет никаких сомнений в том, что даже если Китай победит, а США в этом случае почему-то не устроят ядерную войну, то со временем остановится и он. Причиной этого будет сам характер «горючки», на которой поднимаются национальные государства в рамках модернистского проекта, и специфика китайской культуры.
Победив, Китай захочет, чтобы все государства приносили ему «дары», а сам он наслаждался покоем. Развитие ему нужно только для победы в конкуренции. Что же касается «горючки», то во всех странах ею служило традиционное общество.
Модерн выгонял крестьян из деревень, рушил общины и запихивал атомизированных индивидов в свою топку, где они некоторое время работали, созидая прогресс. Но после того как основная часть населения становится модернизированной, развитие сначала замедляется, а потом и вовсе останавливается. Это показывает опыт всех капиталистических стран.
СССР же имел совершенно иную специфику. «Русское чудо», которым именовали советский проект, был замешан на специфике русской культуры, из-за которой «красный проект» пришёлся по душе русскому народу, и альтернативной модернизации.
Сталин не уничтожал крестьянскую общину, как это нужно было бы сделать в случае буржуазной модернизации, а трансформировал её в колхозы, плотные рабочие коллективы и в иные формы коллективистской жизни.
По сути, любой советский коллектив — это не сборище модернизированных индивидов, а модернизированная крестьянская община, которая вместо «сохи» смогла произвести «атомную бомбу».
Кузьма Петров-Водкин. Рабочие. 1926
Причём всё это было осуществлено не за столетие, как в большинстве западных стран, а за считанные десятилетия. Крестьяне, пахавшие на лошадях, уже во втором поколении смогли произвести танк Т-34.
С 1917 года по 1941 прошло всего 24 года. Но за этот срок страна была изменена до неузнаваемости, причём во всех сферах, и смогла победить немецкую военную машину. Никакая модернизация, в классическом смысле этого слова, за такой срок подобное осуществить не могла.
Именно этот опыт альтернативного ускоренного развития становится особенно ценным, в условиях угасания развития модернистского. Кроме него и русской специфичности, у России нет ничего такого, что позволило бы ей выжить в XXI веке.
Ядерный щит сам по себе в лучшем случае даёт отсрочку, но не более. Кроме того, в условиях, когда человечество теряет «ключи» от развития, тот, кто сможет их вновь обрести, сможет в дальнейшем при должном уровне самообороны стать мировым лидером. Это, если так можно выразиться, просто формально логическая аксиома. Причём, скорее всего, в силу своей специфики, обрести эти «ключи» может только Россия.
Она и раньше развивалась по альтернативному пути. Что такое авторитарная модернизация Петра I? Я не буду тут оценивать методы Петра Алексеевича, его некоторые личные качества и спорить о том, нужно ли было всё именно так «ломать об колено». Я хочу обсудить другое.
А именно, что в силу громадности своей территории и специфики культуры, Россия поддаётся модернизационным реформам только тогда, когда их осуществляют люди, воспламенённые мечтой, как это делал Пётр и большевики. Хорошо это или плохо, не буду обсуждать. Просто такова Россия.
Валентин Серов. Петр I. 1907
Эту её специфику блестяще выразил Николай Гумилёв в своем стихотворении «Я и Вы»:
Я люблю — как араб в пустыне
Припадает к воде и пьёт,
А не рыцарем на картине,
Что на звёзды смотрит и ждёт.
И умру я не на постели,
При нотариусе и враче,
А в какой-нибудь дикой щели,
Утонувшей в густом плюще,
Чтоб войти не во всём открытый,
Протестантский, прибранный рай,
А туда, где разбойник, и мытарь
И блудница крикнут: вставай!
«Прибрать» Россию нельзя. «Прибрать» можно Швейцарию. Все рациональные методы, призывы к порядку поглощает огромное русское пространство с разреженным населением. Всё это укоренено в русской культуре и в чувствах народа, который понимает, что для того, чтобы что-то сделать в России, надо остервенеть, а не вяло, по-европейски обустраиваться.
В России западные бесстрастные, неидеалистичные методы выглядят просто неадекватно, как и люди, которые на полном серьёзе предлагают их осуществлять. Поэтому даже как бы европейский Петербург будет стоять на костях, на болоте, но с идеально прямыми улицами, и обязательно будет сказано другим русским гением — Пушкиным:
Красуйся, град Петров, и стой
Неколебимо, как Россия,
Да умирится же с тобой
И побеждённая стихия…
Николай Степанович Гумилёв
Такая широта и страстность имеют сильный метафизический обертон. Ведь нет ничего более рационального, чем дырка от бублика, то есть небытие. Появление острова творения в мировой тьме — это безумие определённого рода. Почему Россия такая огромная? Зачем Ермак шёл в Сибирь?
Есть, конечно, куча рациональных причин, но по факту мы имеем огромную территорию, размер которой до конца рационально объяснить невозможно. Удерживать её и тем более расширять можно было только страстью, а не рациональностью. Рационально же Россия может только умереть.
Какой идиот или вредитель мог додуматься до того, что Россию можно «модернизировать» с помощью рынка? Я не против вкраплений рыночной экономики в каких-нибудь отраслях лёгкой промышленности.
Частнособственнические и предпринимательские артели давали порядка 6% ВВП при Сталине — и ничего. Но рынок как главный инструмент российской экономики — это бред и воровство.
Кроме того, всему буржуазному сопротивляется русская культура, которая есть смесь народной и дворянской, и сформированная внутри неё русская идентичность. Для крестьянина буржуазность неприемлема в силу его общинности, а для дворянина —потому что сама торговая сфера ему органически чужда, хотя бы в силу сословной принадлежности. Власть же «торгашей» для дворянина так и просто является «страшным сном».
Кузьма Петров-Водкин. Полдень. Лето. 1917
Всё здесь описанное является ужасом для либеральных модернизаторов, которые всё прекрасно понимают и потому мечтают о «смене культурного ядра», мешающего слиться с благословенным Западом. Однако именно этот «ужас» является единственным «спасательным кругом» для России и, возможно, последним возможным источником развития на земле.
Живость русского народа, русской культуры и опыт альтернативного пути развития — вот единственное конкурентное преимущество России в XXI веке. Захочет ли, сможет ли она им воспользоваться?
Этого не знает никто — и даже сама Россия. Однако только это могло бы породить необходимую стратегическую новизну, без которой в современной конкуренции выжить невозможно.
Всё, что я тут описываю, является ужасом для либеральных модернизаторов, которые всё прекрасно понимают и потому мечтают о «смене культурного ядра», мешающего слиться с благословенным Западом. Однако именно этот «ужас» является единственным «спасательным кругом» для России и, возможно, последним возможным источником развития на земле
Любое использование материалов допускается только при наличии гиперссылки на ИА REGNUM.
